Противники колхозного движения признали т. Сталина за своего парня

 Статья Сталина наделала столько шума, что против­ ники колхозного движения признали т. Сталина за своего парня. И что же теперь в результате получилось? Товари­ щи, которые принимали действительное участие по про­ ведению в жизнь колхозного строительства, оказались в неловком положении. Противники колхозов повели мсти­ тельную политику против злостных зачинщиков колхоз­ ного движения. 1930 г.

Осипов М.П.

Сухинич. окр,

Спасско-Демьян. район, дер. Лубинки

«Доносчиков было много...»

До тридцатых годов жизнь в селе шла своим чередом, а когда наступило время коллективизации, она словно вспучилась и прорвалась...

Мне тогда было пятнадцать-шестнадцать лет. Я учился в Варненской ШКМ (школа крестьянской молодежи). Наш алексеевский колхоз «Новый труд» был организован в марте 1930 года. Нас, тогда школьников второй ступени, отпус­ тили на весенние каникулы. В клубе не первый день шли бурные споры, создавать ли колхоз или нет. Многие бедня­ ки уже записались или подали заявления, официально же колхоз не был провозглашен, так как середняки еще коле­ бались. Организаторы колхоза говорили: какой, мол, кол­ хоз без середняка — инвентарь, рабочий скот у него, а у бедноты ничего нет, разве только одна лошадка.

Когда я спросил свою мать, собирается ли она в кол­ хоз, она ответила, что уже вступила. Вступил и мой дядя Петр, и две мои тетки безмужние. Был у меня еще дядя Василий по тетке Ольги, на которой он женился. Был он гольный бедняк-батрак, все годы после возвращения из Красной Армии в 1923 году батрачил у богатеев за кусок хлеба. Скопив все же малую толику деньжонок, купил молодую кобылицу Карюху и все наблюдал, радуясь, как она жует траву, пьет воду, а тут за плечами колхоз про­ резался. Придется расставаться с ненаглядной, а лучше, если бы ее оставили ему. Но заявление все же написал и просил, чтобы Карюху оставили за ним, но там сказа­ ли, чтобы лошадь сдал. Тогда он, обескураженный, хлоп­ нул дверью и был таков. Поехал «грабарить» — копать землю на строительстве железной дороги Троицк — Маг­ нитогорск.

После статьи Сталина «Головокружение от успехов» организация колхоза затормозилась, как бы взъероши­ лась. Несколько ранее вступивших середняков взяли свои заявления обратно. Но это продолжалось недолго, близи­ лась весна, нужно было готовиться к севу. И вот, пример­ но в середине марта, нас снова отпустили в деревню. Кол­ хоз уже существовал, его контора разместилась в бывшем кулацком доме, еще три дома были заняты под бригад­ ные дворы и детские ясли. Какого-то расстройства в дере­ венской жизни, где из 300 домов было выселено дворов 10— 12, совершенно не замечалось. 246

Из деревенских богатеев самым заядлым эксплуата­ тором, выжимавшим пот и кровь из батраков, был Иван, прозванный Бобыль. Я у него жил не один срок, батрача мальчишкой. Держал он и взрослых батраков, чаще скры­ то, кормил недосыта, остатками со своего стола. Отве­ чая на замечания некоторых, Бобыль с усмешкой гово­ рил: «У нас хлеб-то белый — проживут». Чтобы скрыть свои посевы от властей, сеял пшеницу в казахских сте­ пях, хлеб прятал в ямах, стогах и других тайниках. Както его вызвали в сельский Совет, предложили часть хле­ ба сдать. Он, конечно же, знал, зачем его пригласили.

Еще только переступив порог, он произнес, глядя на уполномоченного из города: «У Советской власти зако­ ны соблюдаются или нет? Я из годов выжил — мне пять­ десят три, я немощен». Спрашивающий его молодой муж­ чина опешил и до ушей покраснел. С минуту длилось молчание, потом тот задал какой-то вопрос и отпустил его. Придя домой, он за чаем у самовара рассказал своей старухе, как он объегорил уполномоченного, ругая Со­ ветскую власть, что они лежебоки, голоштанники, не могут прокормить себя.

Больше его в Совет не вызывали. Когда шло раскула­ чивание, его в списках не было. Однажды на мельницу к

Бобылю пришел сосед Ганькин, тоже мельник. Они разго­ ворились, я тут же в стороне на мешках сидел. Ганькин спросил: «Сколько берешь гарнцев с казахов?» Тот ему ответил: «По пудовке с мешка». Сосед похвалился, что он берет по две. Потом он кивнул вопросительно в мою сто­ рону: мол, пацан не донесет?.. Бобыль его успокоил, что, мол, он еще мал — ничего не соображает. Когда раскула­ чивали Ганькина, вспомнили и незаконные гарнцы, но работников он не держал. Раскулачили его за богатство — племенных лошадей, овец, свиней. Он, видимо имел об­ разование, приехав из города в период столыпинской ре­ формы. Кроме того он был музыкант — играл на баяне, а его старшая дочь окончила консерваторию, играла на скрип­ ке, иногда они вместе давали концерты в клубе. Когда умер

В.И. Ленин, он привез в сельский Совет мешок муки и две туши бараньего мяса, сказав: «Делайте поминки по Ильи­ чу». В Совете пошли на отшиб: как это поминки? Но Гань­ кин не отступил, доказывая, что Ленин того заслужил.

Поминки состоялись, пришли не только дети, но и вся деревенская беднота. 247

Репрессий в то время я не замечал, они начались по­ зднее, которые активно поддерживались сверху, а НКВД*, уже распустил руки до оголения. Зависело это и от самих людей, стряпающих доносы на других, потом они и сами горели на этом. Может быть, я не все знаю, но помню, что Гурьяна Иванова «черный ворон» увез ночью в город, откуда он не вернулся: то ли не выдержало сердце, то ли еще что? Но и он сам был нечист на руку, тоже марал людей, вот и поплатился.

Тихон Рылицкий, который работал, чтобы убрать кула­ ков из села, стал заведовать колхозной овцеводческой фер­ мой, которая разместилась на хуторе Тогузак. Овцы у него не только водились, но и доход приносили в виде сданного мяса, шерсти, да и колхозникам хватало мяса и брынзы, которую делали из овечьего молока. Кроме того были и ку­ мысные кобылы, они тоже приносили доход колхозу. И вот кому-то это было не по нутру, «настукали». Тихон оказался за решеткой. Там он дошел до такого истощения, что когда его отпустили не мог идти. Все же как-то дотянулся до своих мест, где его подобрал Герман Коновалов, который в то время был в Варненском совхозе директором.

Доносчиков было много — их вербовали сами сотруд­ ники НКВД. Я сам был завербован ими. А случилось это так. Шло занятие по фармакологии. Приносят бумажку с вызовом в райвоенкомат. Подаю бумажку в окошко, мне сказали, чтобы в 16-00 был в городском отделении госбе­ зопасности. Пришел. Ищу глазами — вывески нет. Ничего вокруг не видно, коридоры глухие, темные — пахнет мышами и тюрьмой. Провожатый, провел меня через не­ сколько кабинетов к начальнику, который стал говорить со мной вокруг да около. Потом попросил рассказать ав­ тобиографию. Начал, запинаясь, он хлопнул рукой по столу: «Хватит, все знаем. Короче, будешь наш осведоми­ тель». По моим глазам он, видно, понял, что я не совсем • понимаю. «Будешь доносить письменно, у нас вон сколь­ ко врагов. Если мы их не уничтожим, они нас. Вот ваш

Жегар — сорвал демонстрацию, первый антисоветчик. У нас уже на него есть донесение, но нужно еще».

Когда я шел обратно, то вспоминал, когда Жегар со­ рвал демонстрацию. На память пришли все демонстрации, никогда они не срывались. Потом Жегар, институтский * В начале 1930-х годов — ОГПУ. 248 химик, никакого отношения к демонстрации не имеет. Ведь ее готовят партком и профком. Подумал и о врагах. Кто бы мне не пришел на память, преподаватель или студент, я никого из них не мог заподозрить в антисоветизме. Про­ шло некоторое время, меня снова вызывает тот же человек.

К начальнику, правда, не повел, а сам стал на меня нажи­ мать, чтобы я написал на Жегара. Я молчал, еще больше сжав губы. Он значительно посмотрел и сказал: «Ну смот­ ри!» Потом добавил: «К нам ходить не надо — это будет заметно. Пойдем покажу, куда будешь дожить донесения».

Мы зашли в Ленинский сад, что был возле средней шко­ лы и Успенского собора. В дупле старого клена я должен оставлять свои донесения. Время шло, но я ни одного до­ несения не писал, у меня не было фактов.

Прошло время, примерно еще с месяц, приходит ко мне неожиданно совсем другой человек, в грубом и гряз­ ном плаще, резиновых сапогах, небрит, и требует от меня донесений. Я говорю, что у меня их нет. «Почему нет? Долж­ ны быть». Потом я вспомнил, что меня инструктировали, чтобы было два свидетеля, а их не было. Тогда он замолчал, только еще больше озлился, показывая почерневшие кри­ вые зубы. Уходя он сказал: «Если не будет донесений, пеняй на себя». Но вскоре пришла по радио весть — началась Оте­ чественная война. Не было бы счастья, да несчастье помог­ ло. Им было не до меня. А Жегар, примерно через месяц или два, покинул институт, уехал в Латвию, видно, все же, кто-то на него накляузничал, иначе бы зачем ему туда сроч­ но ехать. Но потом он вернулся, тоже война помогла. Он активно работал, читал лекции от горкома партии на заво­ дах, стал ректором института, кандидатом наук.

А первая моя встреча с НКВД произошла несколько раньше, в Зверинке (Звериноголовский район) где я на­ чинал работать после техникума. Старшим ветврачом у нас была Зоя Ивановна Волченкова, которая познакомила меня с местными ребятами. Ребята меня приняли. Вместе играли в уличные игры, ходили по деревне с гармошкой, а вечерами к девчатам на вечерки. Потом я познакомился с парнем, который работал помощником начальника

НКВД по комсомольской работе. Однажды после прогул­ ки он меня зовет к себе в управление. Ну, так, вроде бы для малого интереса. Но я заупрямился, про НКВД уже ходили слухи, что у них сладкого с посетителями не бы­ вает. Но он пристал, и я согласился. Он повел меня к 249 своему начальнику. Тот посмотрел на меня и говорит: «Ты комсомолец — это хорошо». Подхваливает меня, что-то хочет сказать другое. Я уже поднялся со стула, он протя­ нул руку и говорит: «Ты что-нибудь замечал за Волченко­ вой»? — «Зоей Ивановной»?» — «Да, ты присмотрись, она того...» Нельзя сказать, что я не понял его, но все-таки и не совсем верил.

Потому тот же парень месяца через два снова меня затянул к себе, что-то хотел мне показать, но кабинет его был приоткрыт, начальник сам увидел меня и сразу задал вопрос: «Ну, как, написал? Она же медика­ менты транжирит, деньги прикарманивает». — «Не ви­ дел, — говорю. — Она никакого отношения к медикамен­ там не имеет. Аптекой заведует совсем другой человек». — «Ну, ладно, иди». Вышел я уже не веселый, а вскоре вы­ был из Зверинки. 1989 г. П. Бывакин г. Щучье, Курганская область